«Дать трезвую оценку конституции и самим себе», к чему призывали американцев организаторы юбилейных торжеств, после Вьетнама и «Уотергейта» оказалось самым сложным, а для буржуазных политиков и идеологов в сущности невозможным делом, поскольку данное требование, если его понимать неформально, предполагает строго научный анализ сердцевины политики, т. е. характера отношений между классами и борьбы классов (внутри страны и на международной арене). А между тем нацию, как признавал в середине 70-х годов публицист Б. Уоттенберг, преследовал «комплекс упадка и вины». Страх, беспомощность перед решением реальных проблем, перед углублением критических настроений породили «феномен Картера», ту новую, организованную в 1976 г. по всем правилам ведения психологической войны пропагандистскую мистерию на тему «права человека», которая предназначалась как для внутреннего, так и для внешнего пользования. Вслед за тем последовали «крестовые походы» Рейгана против социализма и «советской угрозы». Эти тщательно обдуманные и спланированные акции преследовали чисто утилитарные, узкоклассовые цели: с помощью высокопарных фраз реабилитировать порядки, царящие в США, придать им благообразный облик и, прибегая к клевете и наговору, дискредитировать реальный социализм, добиться его подрыва и ослабления.
На какое-то время эти шумные пропагандистские кампании заслонили американцам видение того, что происходит у них под боком. Бесконечно уставшим от политических скандалов, тотальной слежки, других злоупотреблений властью, коррупции и предательства, им импонировало узнать, что конгресс и правительство ставят целью удержание всей полицейской системы в определенных границах функциональности. Для очень многих вызов отставных чиновников ФБР и ЦРУ в комиссии конгресса для дачи показаний об их прошлой деятельности или критические выступления ведущих буржуазных газет в адрес Гувера, Салливена, Делоуча, Грея послужили вполне достаточным основанием в пользу умозаключения о коренных переменах в сфере государственной деятельности. И очень многим по — прежнему было невдомек, что «довод к человеку» ложен прежде всего потому, что он основывается не на объективных данных, а на стремлении повлиять на эмоции убеждаемого.